Dr_Gebels, 96 - 5 марта 2009 10:51

Что-то сегодня с утра мне вспомнились трое моих давних знакомых — Володя Пустой, Миша Лаёв и Виталя Медуза. Трое абсолютно разных людей, которых объединяло (помимо приятельских отношений) одно — наркотики. Не то говно, что жрут сейчас все, кому ни лень, а действительно серьёзная дурь, именуемая в наркоманской среде "винтом", а в химии — первитином. Его у барыг не купишь, а реальных варщиков всегда можно было пересчитать по пальцам.
Так вот, пришли мои знакомые ко всему этому разными путями.
Володя был натурой творческой, игравшей в своё время в первом составе группы "Круиз". Рано или поздно многие из музыкантов оказываются перед выбором — употреблять или нет. Пустой выбрал первое.
Миша был примерным семьянином, прекрасным врачом и добропорядочным советским гражданином. Пока жена, которую он безумно любил, не умерла. В попытках забыться Миша начал пить, а потом, имея доступ к сильно действующим веществам, употреблять.
Виталик вырос в неблагополучной семье, поэтому в его жизни довольно рано появился алкоголь, потом — токсичные вещества (Медуза мог выдышать четверть майонезной банки ацетона, от которого другие начинали кашлять кровью). А однажды знакомые, вращавшиеся в Системе, привезли из столицы рецепт "винта" и рюкзак реактивов. Вот тогда-то в нашем городе и появился тандем "винтовых", с коими мне, в силу ряда обстоятельств, приходилось часто общаться.
Вообще, каждый из этих троих связан с какой-то, если можно так выразиться, вехой в моей жизни. Благодаря Пустому я первый попробовал убойнейшей травы, купленной им с ташкентского поезда. По воле Медузы я узнал, что такое ужасное похмелье, выпив две двухсотграммовые эмалированные кружки водки "Распутин". В Мишином исполнении я увидел воочию процесс варки, весьма познавательный с точки зрения химии, которой я всегда увлекался.
Девяностые очень сильно перемололи этих людей, но они всё же продолжали оставаться людьми. В начале двухтысячных Володя больше не пил и не кололся, иногда позволяя себе раскуриться, но очень редко. Он снова стал писать стихи и улыбаться во весь свой беззубый рот. Все зубы ему выбили менты ещё в восьмидесятые. Виталик, которому периодически удавалось избавиться от героиновой зависимости, переламываясь на убийственных колёсах, отчитывал мою беременную жену, бросавшую в тот момент курить, за то, что она не сделала этого раньше. А ещё он искренне радовался за меня, ведь я должен стать отцом. Миша, несмотря на то, что образовавшаяся на ноге, куда он последнее время кололся, поскольку вены на руках уже были для этого непригодны, язва прогнила до кости и ему было очень тяжело ходить, лихо отбивался от ментов палкой копчёной колбасы, травил мне развесёлые байки и, иногда занимая полтинник, всегда в срок отдавал деньги, хотя уже давно нигде не работал и не получал никакой пенсии.
Все эти люди умерли пять-семь лет назад. Миша и Виталик — от сердечного приступа, а Володю убили какие-то малолетние мрази, которым он не дал закурить, потому что обычного табака не курил. И с их уходом в моей жизни не стало чего-то важного и ценного. Я всегда уважал их и не стеснялся здороваться за руки при встрече, как бы ужасно они в тот момент не выглядели. Но лишь смерть этих людей дала мне ясно понять, насколько хорошими они были.
Я никогда не плакался в дневник и сейчас этого не делаю. Мне просто почему-то грустно и тянет на воспоминания... Такое бывает с каждым.

• 
• 
•